Ничего, полежит, оклемается. Подержи дубинал, отнесу её в кусты, чтобы не обидел кто ненароком. Ишь, худая какая, и не весит-то почти ничего, а туда же, драться. Неспортивная штука этот ваш агрорадиус, никак весовую категорию не учитывает. О, вот где у неё лёжка-то. А так со стороны и не заметишь. Это для маломерных судов будочка, в ней лодка, наверное, хранилась. Мне было бы тесновато, а ей ничего, даже уютно тут, смотри. Свила гнёздышко. Женщины — они такие, все обуючивают. Даже если сами с лысой башкой и уехавшей в даль кукухой. Где там у тебя в мешке концентраты? Достань парочку. Положу в компенсацию нанесённой травмы. Жалко её, бестолочь лысую, но, боюсь, больше мы ей ничем помочь не сможем. Со вкусом чего? Пулинии? Выдумают же… Больше таких нет? Ну и хорошо. Теперь не узнаем какова на вкус хотя бы эта гадость. Всё, пошли к мосту, только молча. Нет, это я не тебе говорю, это я себе говорю. Заткнулись и потопали!
***
— Так, пацан, — прошептал Ингвар еле слышно, — на наше счастье, бессонницей Димитр не страдает. Отсюда слышу, как храпит. Ты стой пока тут, карауль вещи, за черту на всякий случай не заступай. Где там мой «Миротворец»? Держи пальцы крестиком, чтобы этот вахтёр не проснулся. Зачем? Суеверие такое. Неважно, оно не работает, я в детстве сто раз проверял. Тишина в аудитории! Пошёл.
Мужчина, осторожно ставя ноги, медленно двинулся к автобусу. Храп на секунду прекратился, он застыл, но Димитр, видимо, перевернувшийся на другой бок, засопел снова. Ингвар аккуратно, сантиметр за сантиметром, отжал прикрытую дверь в салон и скрылся внутри. Через секунду храп прекратился, как обрезанный.
— Пацан, иди сюда, — позвал Ингвар нормальным голосом, выйдя обратно. — Миротворческая миссия увенчалась полным успехом. И вещи волоки, есть у меня одна идея… Давай сюда мой рюкзак. Тяжёлый, да, а как ты думал? Инструменты же. Вот это, например, называется «болторез». Ну-ка, задери на нём рубашку. Да не бойся, я его качественно отмиротворил, минимум до утра проваляется. Вот так — щёлк, и всё.
Оковы тяжкие падут,
темницы рухнут, и свобода,
вас встретит радостно у входа,
её проблемы не гребут…
— Да, пацан, я знаю, что его всё устраивало. Но теперь у него есть выбор. Иногда это что-то меняет, иногда нет. В конце концов, если ему тут так хорошо, может сидеть и дальше, просто не на цепи. Это его ни к чему не обязывает. А мы с тобой пойдём, у нас свой путь.
***
— Что тебе сказать, пацан? — сказал Ингвар выныривая из темноты подпалубного пространства, — насколько можно разглядеть при свете зажигалки, эта посудина небезнадёжна. Требует ремонта, но ничего фатального. Немного подконопатить, и на воде держаться будет. На пару дней работы, говорить не о чем. Это, так сказать программа-минимум. Столкнуть в воду и плыть по течению. Но если мы, как настоящие морские волки, хотим не плыть, а идти — плавает, знаешь ли, другая субстанция, — то есть и более интересные перспективы. Но об этом утром, а то у тебя, я вижу, уже глаза закрываются. Кают как таковых тут нет, просто две откидные койки в рубке, но и это лучше, чем под кустом. Пойдём, уложу тебя, до рассвета не так уж долго осталось.
***
— Вставай, лежебока! Завтрак сам себя не съест! Дивный вкус окулимии ждёт тебя! Я до последней ложки размышлял, на что это похоже, но так и не смог выбрать между манной кашей с тёртым хреном и сырниками с горчицей. Что-то среднее между этими двумя кулинарными шедеврами. Иди ешь пока не остыло, в холодном виде запихать это в себя будет ещё сложнее. А пока ты питаешься, я поделюсь с тобой прекрасной — или не очень — новостью. Она состоит в следующем: на этом катере есть мотор, и он на вид исправен. Аккумулятор, правда, мёртвый, это я сразу проверил, но маленький дизелёк и «с кривого стартера» завести можно. Я тебе покажу потом, про что речь, но пока поверь на слово — шансы есть. Это прекрасная новость. Не очень прекрасная — в баке сухо. В общем, та самая палка о двух концах — если мы найдём солярку, то будем кум королю. А если не найдём, то у нас в трюме никчёмная железяка весом в полтора центнера, которую нам придётся тащить с собой, потому что выкинуть сил не хватит. Но я, пацан, настроен оптимистично. Солярка хранится долго, найти её можно в баках грузовиков. Брошенных машин много, поскольку ехать на них теперь некуда — ни дорог, ни мостов. Шланг, канистра, немного упорства — и у нас крутой теплоход, а не плавучий мусор. Поэтому наш план на сегодня — разведка окрестностей на предмет того, что где плохо лежит. Что нам нужно? Смола и пакля, это раз. Корпус деревянный, наборный, слегка подрассохся. Стащим на воду — размочим, но, чтобы сразу не потоп, надо прошпаклевать. Солярка, моторное масло, новый аккумулятор — это два. Можно разряженный, на ходу зарядим. Какой-нибудь жратвы в дорогу — это три. Наши запасы условно съедобных концентратов уже показывают дно, потому что брал я их в расчёте на одного едока, а нас теперь двое. Ты хоть и маленький, а жрёшь как большой. Извини, это не претензия, кушай на здоровье, только надо сперва найти, что. Доел? И как тебе окулимия? Не говори, я по лицу вижу. Вот и мне так же, а что делать? Мой посуду и пойдём на разведку, потому как мародёрка сама себя не проведёт.
***
— Эй, вы, на катере!
— Кто это орёт, пацан? Это же наш друг Димитр! Очухался уже. И не лень ему глотку драть с моста? Чего тебе надо, вахтёр хренов?
— Поднимись, а? Поговорить надо. Не хочу орать на всю округу.
— А сам что не спустишься? Не на цепи же теперь?
— Поднимись, трудно тебе, что ли?
— Да не особо. Ладно, пацан, давай прогуляемся. Всё же мы с ним обошлись не очень ласково, имеет право претензии высказать. Извинюсь. Человеку приятно, а мне не сложно. Эй, ты! Не ори, уже идём!
— Это вот этим ты меня приласкал? — мрачно спросил Димитр, глядя на обмотанную тряпками дубинку. — И ведь, главное, сам же идею подал…
— Будьте знакомы, «Дубинал Миротворец». Боевой артефакт первого уровня. Плюс пять к гуманизму и плюс десять к убедительности в диалогах.
Ингвар и мальчик остановились у черты, поэтому разговаривать приходится громко.
— Да уже познакомились, как я понял… — сказал вахтёр, потирая затылок. — Ты мне вот чего скажи, ты зачем цепь снял?
— Из принципа. «Свобода лучше несвободы наличием свободы». С детства ненавижу клетки, поводки и ошейники. Я ещё пацаном как-то соседского пса с цепи спустил. Он первым делом передушил у соседа всех кур и загнал кота на дерево, но я собой гордился. Пока бабка меня ремнём не выдрала. А в чём проблема?
— Не знаю, что делать теперь.
— Тебя же всё устраивало? Ну так ты в той же позиции минус цепь. Зимой сможешь спускаться на лёд, бурить лунки.
— Так-то оно так, но отчего-то неспокойно теперь. Так-то сидел в гармонии — и не могу уйти, и не очень-то хочется. Оно и теперь не особо хочется, но ведь могу же!
— Нереализованный потенциал покоя не даёт?
— Что-то в этом роде, да. Свербит проклятая мыслишка: «Тут-то, конечно неплохо, но вдруг где-то лучше?» Нет, я на тебя не в обиде, друг. Всё понимаю — и пройти тебе надо было, и я сам подставился, и цепь ты из лучших побуждений снял… Спасибо, что не грохнул, опять же, а просто вырубил.
— На здоровье. Обращайся. «Дубинал Миротворец» всегда к вашим услугам. Я бы тебя и вовсе не тронул, обошёл бы, пока спишь, но пацан у меня уж больно неловкий. Побоялся, что нашумит и разбудит.
— Всё равно, друг, зря ты с цепью так. Раньше я точно знал, что не я такой, а жизнь такая. Не я её выбрал, она меня. А теперь, если останусь, изведусь от того, что зассал уйти. А если уйду, то от того, что не остался. Нельзя так с людьми, друг. Не надо помогать тем, кто не просит.
— Извини, — пожал плечами Ингвар. — Хотел как лучше. Чем-то ещё могу помочь?
— Слушай, — спросил смущённо Димитр, — у тебя же там инструменты, в рюкзаке, да?
— Они самые. Наши руки не для скуки и всё такое.
